Просто юмор

[Maksimus]

Флот

Слямзили из Легенд "Сайгона" М. Веллера.

(обычно мы не помещаем на сайте отрывки из опубликованных книг, но в данном
случае решили сделать исключение, поскольку текст ложится точно в тему
сайта - армейские и флотские байки - КБ).

И была же, была Великая Империя, алели стяги в громе оркестров,
чеканили шаг парадные коробки по брусчатым площадям, и гордость державной
мощью вздымалась в гражданах! И под эти торжественные даты Первого Мая и
Седьмого Ноября входил в Неву на военно-морской парад праздничный ордер
Балтфлота. Боевые корабли, выдраенные до грозного сияния, вставали меж
набережных на бочки, расцвечивались гирляндами флагов, и нарядные
ленинградцы ходили любоваться этим зрелищем.
Возглавлял морской парад, по традиции, крейсер "Киров". Как любимец
города и флагман флота. Флагманом он стал после того, как немцы утопили
линкор "Марат", бывший "Двенадцать апостолов". Он вставал на почетном
месте, перед Дворцовым мостом, у Адмиралтейства, и всем его было хорошо
видно.
Так вот, как-то вскоре после войны, в сорок седьмом году, собираясь
уже на парад, крейсер "Киров" напоролся в Финском заливе на невытраленную
мину. Мин этих мы там в войну напихали, как клецок, и плавали они еще
долго; так что ничего удивительного. Получил он здоровенную дыру в скуле,
и его кое-как отволокли в Кронштадт, в док. Сигнальщиков, начальство и всю
вахту жестоко вздрючили, а особисты забегали и стали шить дело: чья это
диверсия - оставить Ленинград на революционный праздник без любимца флота?
Флотское командование уже ощупывало, на месте ли погоны и головы.
Сталин недоверчиво относился к случайностям и недолюбливал их. Пахло
крупными оргвыводами.
И последовало естественное решение. У "Кирова" на Балтике был
систер-шип, однотипный крейсер "Свердлов". Так пусть "Свердлов" и
участвует в параде. Для разнообразия. Политически тоже выдержано - имена
равного калибра. Какая, собственно, разница. Как будто так и было
задумано.
А "Свердлов" в это время спокойно стоял под Кенигсбергом, уже
переименованном в Калининграде, в ремонте. Машины разобраны, хозяйство
раскурочено, ободрано, половина морячков в береговых мастерских,
ковыряются себе потихоньку. По субботам в увольнение на танцы ходят. И не
ждут от жизни ничего худого.
И тут командир получает шифровку: срочно сниматься и полным ходом
идти в Ленинград, с тем чтобы в ночь накануне праздника войти в Неву и
занять место во главе парадного ордера. Исполнять.
Командир в панике радирует в Кронштадт: что, как, почему, а где же
"Киров"? Вы там партийных деятелей не перепутали? Ответ: не твое дело.
Приказ понятен?
Так я же в ремонте!! - Ремонт прервать. После парада вернешься и
доремонтируешься. - Да крейсер же к черту разобран на части!! - Сколько
надо времени, чтоб быстро собраться и выйти? - Минимум две недели. - В
общем, так. Невыполнение приказа? Погоны жмут, жизнь наскучила? А... Ждем
тебя, голубчик.
И начинается дикий хапарай в темпе чечетки. Срочно заводят на место
механизмы главных машин. Приклепывают снятые листы обшивки. Командир
принимает решение: начинать движение самым малым на одной вспомогательной,
ее сейчас кончат приводить в порядок, а уже на ходу, двадцать четыре часа
в сутки, силами команды, спешно доделывать все остальное. Всем БЧ через
полчаса представить графики завершения работ.
БЧ воют в семьсот глоток, и вой этот вызывает в гавани дрожь и мысль
о матросском бунте, именно том самом, бессмысленном и беспощадном: успеть
никак невозможно! Командир уведомляет командиров БЧ об ответственности за
бунт на борту, и через час получает графики. Согласно тем графикам лап у
матроса шесть, и растут они вместо брюха, потому что жрать до Ленинграда
будет некогда и нечего, коки и вся камбузная команда тоже будут круглые
сутки завершать последствия ремонта. - Отлично; не жрешь - быстрей
крутиться будешь.
И тут вспоминают: а красить-то, красить когда?! Ведь ободрано все до
металла!!! Командир - старпому: сука!!! Помполит - боцману: вредим
понемногу?.. Боцман: в господа бога морскую мать. - Через час отходим!!! -
Боцман: есть.
За пять минут до отхода, командир голос сорвал, вопя по телефонам,
является старпом - доклад: задача выполнена. Командир: гигант! как?
Помполит: ну то-то же. Старпом: так и так, сводная бригада маляров
береговой базы на стенке построена. Пока мы на ходу все доделаем, они все
и покрасят, в лучшем виде. Приказ - принимать на борт?
Командир хлопает старпома по плечу, жмет руку помполиту, утирает лоб
рукавом, смотрит на часы и закуривает:
- Машине - готовность к оборотам. Приготовиться к отдаче швартовых.
Рабочих - на борт.
Старпом говорит:
- Может быть, взглянете?
- Чего глядеть-то.
А снаружи раздается какой-то странный шум.
Командир смотрит в лицо старпому и выходит на крыло мостика.
Вся команда, побросав, дела, сбилась вдоль борта. Свистит, прыгает и
машет руками.
А на стенке колеблется строй малярш. И делает матросикам глазки.
Папироса из командирского рта падает на палубу, плавно кувыркаясь и
рассыпая искры, а сам он покачивается и хватается за поручни:
- Эт-то что...
Старпом каменеет лицом и гаркает боцману:
- Это что?!
Боцман рыкает строю:
- Смир-рна! - и, бросив руку к виску, рапортует: - Сводная бригада
маляров в составе двухсот человек к ремонту-походу готова!
Малярши смыкают бедра, выпячивают груди, округляют глазки и
подтверждают русалочьим хором:
- Ой готова!..
Матросики по борту мечут пену в экстазе и жестами всячески дают
понять, что они приветствуют малярную готовность и, со своей стороны,
также безмерно готовы.
Командир говорит:
- Ну!.. - и закуривает папиросу не тем концом. - Ну!.. - говорит. - -
Да!..
Помполит говорит:
- Морально-политическое состояние экипажа! - А у самого зрачки по
блюдцу, и плещется в тех блюдцах то, о чем вслух не говорят.
А старпом почему-то изгибается буквой зю, и распрямляться не хочет. И
краснеет.
А рация в рубке верещит: "Доложить готовность к отходу!"
- Готовность что надо, - мрачно говорит командир, сжевывая папиросный
табак.
А боцман снизу - старорежимным оборотом:
- Прикажете грузить?
Командир машет рукой, как Пугачев виселице, и - обреченно:
- Принять на борт. Построить на полубаке к инструктажу.
И малярши радостной толпой валят по трапу, а морячки беснуются и в
воздух чепчики бросают, и загнать их по местам нет никакой возможности.
- Команде по местам стоять!!! - вопит командир. - Отдать носовой!!!
Потому что никакого времени что бы то ни было изменить уже не
остается. В качестве альтернативы - исключительно трибунал; а перед такой
альтернативой человеку свойственно нервничать.
И раздолбанный крейсер тихо-тихо отваливает от стенки, а малярши
выстраиваются на полубаке в четыре шеренги, теснясь выпуклостями, и со
смешочками "По порядку номеров - рас-считайсь!" рассчитываются, причем
счет никак не сходится, и с четвертого раза их оказывается сто семьдесят
две, хотя в первый раз получилось сто девяносто три.
Боцман таращится преданно и предъявляет в доказательство список
личного состава на двести персон. Персоны резвятся, и становится их на
глазах все меньше, и это удивительное явление не поддается никакому
научному истолкованию.
Болельщики счастливо - боцману:
- Да кто ж по головам-то! Весом нетто надо было принимать - без
упаковки!
Командир вышагивает - инструктирует кратко:
- Крейсер первого ранга! Дисциплина! Правительственный приказ! -
Замедляет шаг: - Как звать? Не ты, вот ты! Назначаешься старшей! Вестовой
- препроводить в салон. Боцман! - разбить по командам, назначить
ответственных, раздать краску и инструмент, поставить задачи! Через
полчаса доложить исполнение - проверю лич-но! Приступать.
И поднимается на мостик.
И под приветственный свист со всех кораблей они медленно ползут к
выходу из гавани.
Командир переминается, смотрит на створы, на карту, на часы, и
старпому говорит:
- Ну что же, - говорит, - Петр Николаевич. Вы капитан второго ранга,
опыт большой, пора уже и самостоятельно на корабль аттестовываться. Так
что давайте, командуйте выход в море. На румбе там восемьдесят шесть, да
вы и сами все знаете, ходили. А я пока спущусь вниз: посмотрю лично, что
там у нас делается. А то, сами понимаете...
И, манкируя таким образом святой и неотъемлемой обязанностью
командиру на входе и выхода из порта присутствовать на мостике лично, он
спускается в низы. И больше командира никто нигде не видит.
А старпом смотрит мечтательно в морское пространство, принимает опять
позу буквой зю, шепчет что-то беззвучно и звонит второму штурману:
- Поднимитесь-ка, - говорит, - на мостик.
- Ну что, - говорит он ему, - товарищ капитан третьего ранга. Я ухожу
скоро на командование, корабль получаю, вот после перехода сразу
аттестуюсь. А вам расти тоже пора, засиделись во вторых, а ведь вы как
штурман не слабее меня, и командирский навык есть, не отнекивайтесь;
грамотный судоводитель, перспективный офицер. Дел у нас сейчас, как вы
знаете, невпроворот, и все у старпома на горбу висит, так что примите мое
доверие, давайте: из гавани мы уже почти вышли, курс проложен -
покомандуйте пару часиков, пока я по хозяйству побегаю, разгону всем дам и
хвоста накручу. Тем более, - напоминает со значением, - ситуация на борту,
можно сказать, нештатная, тут глаз да глаз нужен.
И с видом сверх меры озабоченного работяги-страдальца старпом
покидает мостик; и больше его тоже никто нигде никогда не видит.
...И вот на третьи сутки командир звонит из своей каюты на мостик:
как там дела? где местонахождение, что на траверзе, скоро ли подходим? И с
мостика ему никто не отвечает. Он немного удивляется, дует в телефон и
звонит в штурманскую рубку. И там ему тоже никто не отвечает. Звонит
старпому - молчание. Он в машину звонит! корабль-то на ходу, в иллюминатор
видно! А вот вам - из машины тоже никаких признаков жизни.
Командир синеет, звереет и звонит вестового. И - нет же ему
вестового!
А из алькова командирского, из койки, с сонной нежностью спрашивают:
- Что ты переживаешь, котик? Что-нибудь случилось?..
Котик издает свирепое рычание, с треском влезает в китель.
- Ко-отик! куда ты? а штаны?..
Командир смотрит в зеркало на помятейшую рожу с черными тенями вокруг
глаз и хватается за бритву.
- Да и что ж это ты так переживаешь? - ласково утешает его из
простынь наикрасивейшая малярша, и назначенная за свои выдающиеся
достоинства старшей и приглашенная, так сказать, по чину. - У вас ведь еще
такая уйма народу на корабле, если что вдруг и случилось бы - так найдется
кому присмотреть.
Командир в гневе сулит наикрасивейшей малярше то, что она уже и так
получила в избытке, и, распространяя свежевыбритое сияние, панику и жажду
расправы вплоть до повешения на реях, бежит на мостик.
При виде его полупрозрачная фигура на штурвале издает тихий стон и
начинает оседать, цепляясь за рукоятки.
- Вахтенный помощник!!! - гремит командир.
А вот ни фига-то никакого вахтенного помощника. Равно как и прочих.
Командир перехватывает штурвал, удерживая крейсер на курсе, а
матрос-рулевой, хилый первогодок, норовит провалиться в обморок.
- Доложить!! где!! штурман!! старший!!
А рулевой вытирает слезы и слабо лепечет:
- Товарищ капитан... первого ранга... третьи сутки без смены... не
ел... пить... гальюн ведь... заснуть боялся... - и тут же на палубе
вырубается: засыпает.
Командир ему твердою рукой - в ухо:
- Стоять! Держать курс! Трибунал! Расстрел! Еще пятнадцать минут!
Отпуск! В отпуск поедешь! - И прыгает к телефону.
При слове "отпуск" матрос оживает и встает к штурвалу.
Командир беседует с телефоном. Телефон разговаривать с ним не хочет.
Молчит телефон.
Он несется к старпому и дубасит в дверь. Ничего ему дверь на это не
отвечает: не открывается. Несется в машину! Задраена машина на все
задрайки, и не подает никаких признаков жизни.
Кубрики задраены, башни и снарядные погреба, задраена кают-компания,
и даже радиорубка тоже задраена. И задраена дверь этой сволочи помполита.
И малым ходом движется по тихой штилевой Балтике эдакий Летучий Голландец
"Свердлов", без единого человека где бы то ни было.
И только с мостика душераздирающе стонет рулевой, подвешенный на
волоске меж отпуском и трибуналом, истощив все силы за двое суток
исполнения долга, в то время как прочие истощили их за тот же период,
исполняя удовольствие... Да мечется в лабиринтах броневого корпуса чисто
выбритый, осунувшийся и осатаневший командир, матерясь во всех святых и
грохоча каблуками и рукоятью пистолета во все люки и переборки. Но никто
не откликается на тот стук, словно вымерли потерпевшие бедствие моряки,
опоздало спасение, и напрасно старушка ждет сына домой.
В кошмаре и раже командир стал делить количество патронов в обойме на
численность экипажа, и получил бесконечно малую дробь, не соответствующую
решениям задачи.
Он прет в боевую рубку, и врубает ревун боевой тревоги, и объявляет
по громкой трансляции всем стоять по боевому расписанию, настал их
последний час. И таким левитановским голосом он это объявляет, что
матросик на руле окончательно падает в обморок. Крейсер тихо скатывается в
циркуляцию. Команда, очевидно, в свой последний час спешит пожить - не
показывается. И только вдруг оживает связь: машина докладывает.
Слабым таким загробным голосом докладывает:
- Товарищ командир... Третьи сутки на вахте... один... Сил нет...
прошу помощи...
- Кто в машине?! Где стармех?! Где вахтенный механик?!
- Матрос-моторист Иванов. Все кто где... мне приказали... обещали
сменить, значит... если я, то и мне... Что случилось у нас?
- Пожар во втором снарядном погребе!!! - орет командир по трансляции
и врубает пожарную тревогу. - Давай, орлы, сейчас на воздух взлетим!!!
Пробоина в котельном отделении!!! Водяная тревога!!! Тонем же на хрен!!! -
взывает неуставным образом.
И тогда повсюду начинают лязгать задрайки и хлопать люки и двери и
раздается истошный женский визг. И на палубу прут изо всех щелей и дыр
полуодетые, четвертьодетые и вовсе неодетые малярши и начинают бегать и
визжать, а через них валят напролом, застегиваясь на ходу, бодрые матросы
- расхватывают багры и огнетушители, раскатывают шланги и брезенты.
- Старпома на мостик!!! - орет командир. - Командиров БЧ на мостик!
И когда они, застегнутые не на те пуговицы и с развязанными шнурками,
вскарабкиваются пред его очи, дрожа и потея как от сознания преступной
своей греховности, так и от оной греховности последствий...
- Пловучий бордель, - зловеще цедит командир... - А-а-а... из
крейсера первого ранга - бардак?.. Что... товарищи офицеры!!! моральный
облик!!! несовместимый! из кадров! к трепаной матери! без пенсии! под
трибунал! за яйца! - Волчьим оскалом - щелк:
- Штурман!
- Так точно! - хором рубят штурмана.
- Местонахождение! Кто на румбе?!
И дает отбой тревогам:
- Баб - всех - в носовой кубрик! на задрайку! часового! найду где -
своей рукой! за борт! расстреляю!
Выясняется, что тем временем на траверзе рядом - Рига. Командир
приказывает менять курс на нее и шлепать в Ригу. И через пару часов
страшный, как после атомной войны, "Свердлов" своим малым инвалидским
ходом вваливается в порт и просит приготовиться к приему двухсот ремонтных
рабочих. Командир связывается с военным комендантом - убеждает обеспечить
уж их доставку домой, в Кенигсберг. Да нет, дисциплинированные; выполняли
срочное задание...
Выполнивших срочное задание малярш снова выстраивают на полубаке, но
уже под бдительной охраной, и командир принимается лично пересчитывать их
по взлохмаченным головам. Может, если б он их по другим местам считал, то
и результат получился бы другой, а так у него получилось девяносто семь.
- Или через пять минут я сосчитаю до двухсот, - говорит обозленный
своими арифметическими успехами командир старпому, - или через пять минут
на крейсере открывается вакансия старшего помощника. Тебя в школе устному
счету не учили? так получишь прокурора в репетиторы.
И бедных малярш, размягченных и осоловевших от военно-морского
гостеприимства, извлекают из таких мест корабля, по сравнению с которыми
шляпа фокусника - удобное и просторное жилище: из шкапчиков, закутков,
рундуков, шлюпочных тентов, вентиляционных шахт, топливных цистерн и
водяных емкостей. И через полчаса их сто пятьдесят шесть.
Старпом плачет и клянется верностью присяге.
- Боцман, - осведомляется командир, - ты на Колыме баржой не
заведовал? Аттестую!!
И боцман, скрежеща зубами, буквально шкрябкой продирает все закоулки
корабля, и малярш набирается сто девяносто три.
- Ладно, хрен с ним, - примирительно останавливает командир, тем
более что из недостающих семи одна, самая качественная, спит у него в
каюте. - Время не позволяет дольше. Сгружай на фиг, ... ... ...!
"Свердлов" швартуется к стенке, спускает трап, и опечаленные малярши
ссыпаются на берег, рассылая воздушные поцелуи и выкрикивая имена и
адреса. Вслед за чем крейсер незамедлительно отваливает - продолжать свой
многотрудный поход.
Объем незавершенных работ и оставшееся время друг другу
соответствует, как комбайн - полевой незабудке. Командир принимает решение
сосредоточить все усилия на категорически необходимом. Первое: кончить
сборку главной машины, в Неву-то с ее фарватером и течением на вспомогаче
не очень зайдешь. И второе: полностью произвести наружную окраску, без
чего ужасный внешний вид любимца флота может быть не одобрен
командованием.
И вот шлепает крейсер самым малым, а на мачтах, трубах, за бортом
болтаются в люльках матросики и спешно шаровой краской накатывают красоту
на родной корабль. Весело работают! перемигиваются и кисти роняют.
И кое-как, командир на грани инфаркта, они действительно под обрез
успевают, и на исходе предпраздничной ночи проходят Кронштадт, входят на
рассвете в Неву, и обнаруживается, что буксиров для их встречи и проводки,
конечно, нет. Как обычно на флоте, одной службе не полагается знать планы
другой, и коли доподлинно известно, что "Киров" подорвался и в параде не
участвует, то с чего бы портовой службе слать ему буксиры. А о геройском
подвиге "Свердлова" ее не информировали. И "Свердлов" самостоятельно
вползает в Неву, проходит мост лейтенанта Шмидта... а это совсем не так
просто - тяжелому крейсеру в реке своим ходом протискиваться к стоянке и
вставать на бочки. Течение сильное, фарватер узкий, места мало, осадка
приличная - того и гляди сядешь на мель, подразвернет тебя поперек
течения, и - сушите весла и сухари, товарищ командир.
И командир, в мокром насквозь кителе, отравленный бессонницей и
никотином бесчисленных папирос, заводит-таки крейсер на место! А сверху
сигнальщик торжественно поет, что у ступеней Адмиралтейства стоит, судя по
вымпелу, катер командующего флотом, и сам командующий, горя наградами и
галунами парадной адмиральской формы, наблюдает эволюции своего
дубль-флагмана.
"Свердлов" замирает точно в предназначенной ему позиции, напротив
Адмиралтейства, и начинает постановку на бочки. И тут до всех доходит, что
бочек никаких нет. По той же причине - раз нет "Кирова", значит, не нужны
ему здесь и бочки, а насчет приказа "Свердлову" на срочный переход - не
портовой службы это собачье дело, им об этом знать раньше времени, вроде,
и по штату не полагается. Короче - не к чему швартоваться.
Командир поминает, что покойница-мама еще в детстве не велела ему
приближаться к воде. И, естественно, приказывает отдавать носовые якоря. А
это маневр не простой: надо зайти выше по течению, до самого Дворцового
моста, ставить якоря и тихо сползать вниз по течению, пока якоря возьмутся
за грунт, и чтоб точно угадать место, где они уже будут держать. И из-под
командирской фуражки валит пар.
А адмиральский катер тем временем, не дожидаясь окончания всех этих
пертурбаций, срывается пулей с места, красивой пенной дугой подлетает и
притирается к борту, ухарь-баковый придерживает багром, вахтенный
горланит:
- Адмиральский трап подать! - и адмиральский трап с четкостью
опускается до палубы катера. И адмирал со свитой восходит на крейсер, под
полагающиеся ему по должности пять свитков и чеканный рапорт дежурного
офицера.
Адмирал следует на мостик, который командир до окончания постановки
на якоря покидать не должен, с удовольствием наблюдает за последними
распоряжениями, оценивает распаренный вид командира, благосклонно
принимает рапорт и жмет руку:
- Молодец! Службу знаешь! Ну что - успел? то-то. Благодарю!
Командир тянется и цветет, и открывает рот, чтоб лихо отрубить:
"Служу Советскому Союзу!" Но вместо этих молодецких слов вдруг раздается
взрыв отчаянного мата.
Адмирал поднимает брови. Командир глюкает кадыком. Свита изображает
скульптурную группу "Адмирал Ушаков приказывает казнить турецкого пашу".
- Кх-м, - говорит адмирал, заминая неловкость; что ж, соленое слово у
лихих моряков, да по запарке - ничего... бывает.
- Служу Советскому Союзу, - сообщает, наконец, командир.
- Пришлось попотеть? - поощрительно улыбается адмирал.
И в ответ опять - залп убийственной брани.
Адмирал злобно смотрит на командира. Командир четвертует взглядом
старпома. Старпом издает змеиный шип на помполита. У помполита выражение
как у палача, да угодившего вдруг на собственную казнь.
Матюги сотрясают воздух вновь, но уже тише. А над рассветной Невой,
над водной гладью, меж гранитных набережных и стен пустого города,
разносится непотребный звук с замечательной отчетливостью. И эхо
поигрывает, как на вокзале.
Адмирал вертит головой, и все вертят, не понимая и желая выяснить,
откуда же исходит это кощунственное безобразие.
И обращают внимание, что вниз по течению медленно сплывает какое-то
большое белое пятно. А в середине этого пятна иногда появляется маленькая
черная точка. И устанавливают такую закономерность, что именно тогда,
когда эта точка появляется, возникает очередной букет дикого мата.
- Сигнальщик! - срывается с последней гайки в истерику командир. - -
Вахтенный!!! Шлюпку! Катер! Определить! Утопить!!!
Шлепают катер, в него прыгает команда, мчатся туда, а с мостика
разглядывают в бинокли и обмениваются замечаниями, пари держат.
Катер влетает в это пятно, оказывающееся белой масляной краской. Из
краски выныривает голова, разевает пасть и бешено матерится. Булькает, и
скрывается обратно.
При следующем появлении голову хватают и тянут. И определяют, что
голова принадлежит матросу с крейсера. Причем вытягивается из воды матрос
с большим трудом, потому что к ноге у него намертво привязано ведро. Вот
это ведро, естественно, тащило его течением на дно. А когда ему удавалось
на две секунды вынырнуть, он и вопил, требуя спасения в самых кратких
энергических выражениях.
Оказалось, что матрос сидел за бортом верхом на лапе якоря и срочно
докрашивал ее острие в белый цвет. И когда якорь отдали, пошел и он.
Забыли матроса предупредить, не до того! красить-то его послал один
начальник, а командовал отдачей якоря совсем другой. Ведро же ему надежным
узлом привязал за ногу боцман, чтоб, сволочь, не утопил казенное имущество
ни при каких обстоятельствах.
Командир, пред адмиральским ледяным презрением, из-за такой ерунды
обгадилась самая концовка блестящая такой многотрудной операции - хрипом и
рыком вздергивает на мостик боцмана:
- А тебе, - отмеряет, - твой матрос?! - десять суток гауптвахты!!
Несчастный боцман тянется по стойке смирно и не может удержаться от
непроизвольного, этого извечного вопля:
- За что!.. товарищ командир!
На что следует ядовитый ответ:
- А за несоблюдение техники безопасности. Потому что, согласно
правилам техники безопасности, при работе за бортом матрос должен был быть
к лапе якоря принайтовлен... надежно... шкер-ти-ком!

[twister]

18.05.2001.
Запись первая: Морж.
Сегодня били моржа. Три часа били.
Потом морж проснулся и бил нас.
До вечера бил.
Вечером еще моржи набежали и тоже нас бить стали.
Еле убежали.
Если бы не шаман Удыгень мы бы не смогли убежать.
Шаман упал, и моржи на него отвлеклись.
Шамана они до утра били.
Больше сегодня моржей бить не пойдем.
Устали все сильно.

Олиге, Чукотка.

22.05.2001.
Запись вторая: Белый человек.

Сегодня белый человек приходил. С Большой Земли.
Смешной был этот белый человек.
У него вездеход заглох в тундре.
Он магазин искал.
Мы его к шаману Удыгеню направили. У него было целых два магазина.
Белый человек посмотрел на его магазины и сказал, что ему другие магазины нужны. Не от ружья магазины. Без патронов. С едой и спичками.
А у нас таких и не было. Сели все, стали думать, как белому человеку помочь.
Вспомнили, что вроде как Аркылай у себя в юрте магазин собирался открыть с продуктами и спичками.
Пошли мы всем стойбищем и с белым человеком и с оленями и собаками нашими к Аркылаю.
Раньше мы к Аркылаю не ходили. Он за спички много просил. Вот и не ходили к нему. Никто не ходил.
Аркылай жил только потому, что все сам у себя покупал. С того и жил.
Пришли мы к Аркылаю, а Аркылай спать больно хотел.
Сказал белому человеку, что магазин с рассветом откроет.
Кивнул белый человек и ушел в тундру утра дожидаться.
Не знал он, что в полярная ночь только начиналась.
Смешной был этот белый человек.

Олиге, Чукотка.

23.05.2001.
Запись третья: Сказ о влюбленных.

Сегодня шаман Удыгень сказ рассказывал.
Сказ о влюбленных.
Давно это было. До перестройки.
До перестройки юрты Аркылая под магазин.
Появилось тогда в стойбище два влюбленных: Аийе и Юкон.
Аийе была самой красивой девушкой на много оленьих переходов вокруг. Больше скажу, она была единственной девушкой на много оленьих переходов вокруг.
Там, где она жила вообще никто не жил, настолько она была красива.
Даже белый медведь боялся ее красоты, и в обморок не раз падал, видя ее.
И умирал.
Аийе была хорошей девушкой. И в горящую юрту войдет, и шамана Удыгеня на бегу остановит.
Стойбище было тогда в другом месте. Подальше от Аийе.
Юкон был охотником. Он белку в глаз бил. И песца в глаз бил.
И Удыгеня, когда напьется, тоже в глаз бил.
Всех бил только в глаз.
Только Аийе не бил. Он ее любил.
Однажды захотели они встречу назначить.
Обговорить то, как жениться будут и кто к кому переезжать должен.
Договорились встретиться в тундре.
Забыли они, что велика тундра.
Не нашли друг друга они. И от горя умерли.
С тех пор никто не бьет белку в глаз. И песца не бьет. И даже пьяного Улыгеня никто, кроме моржей, не трогает.
И только белые медведи иногда встречают в тундре дух Аийе.
И падают в обморок.
И умирают.
Закончил свой сказ шаман Удыгень.
И грустно стало нам.
Велика тундра. А свидание назначить негде.

Олиге, Чукотка.

24.05.2001.
Запись четвертая: Почтальон.

Сегодня к нам почтальон пришел.
Все стойбище собралось на почтальона смотреть. Даже собаки пришли с оленями.
К нам еще ни один почтальон, ни разу не доходил. Все в реке Охтубейке тонули. А этот выжил.
Он принес извещение о том, что Аркылаю перевод пришел денежный.
Посмотрел Аркылай на извещение и рассмеялся.
Перепутал почтальон. Стойбище перепутал.
Перевод не Аркылаю был, а брату его – Большому Аркылаю.
А Большой Аркылай совсем в другом стойбище жил.
Расплакался почтальон.
И нам грустно стало. Даже шаман Удыгень заплакал.
А почтальон встал, взял извещение и пошел в тундру. Другое стойбище искать.
Я стоял на берегу реки Охтубейки, смотрел, как расходятся круги над почтальоном и думал.
Смелые эти люди – почтальоны.

Олиге, Чукотка.

30.05.2001.
Запись пятая: Северное сияние.

Шаман Удыгень сегодня всем надоел.
Так надоел, что еще чуть-чуть, и мы бы его стукнули. Пулей по голове.
Он по юртам бегал и звал на северное сияние сходить посмотреть.
А мы знали, что Удыгень, как напьется, всегда северное сияние видит. Потому и не пошел никто северное сияние смотреть.
Под конец мы не выдержали и все-таки стукнули шамана. Не пулей, - веслом.
Каждый.
По семь раз.
А нас тогда много в стойбище было.
И не приставал к нам больше Удыгень.
Зато северное сияние он еще целый год видел.
Наверное, зря мы так с шаманом поступили.
По семь раз стукнули.
Надо было по шесть. Или по шесть с половиной.
А северное сияние в тот день и правда было.
Мы его видели, когда шамана стукали.
Прав оказался шаман.

Олиге, Чукотка.

26.07.2001.
Запись шестая: Юрта-Яранга.

Сегодня мы зло сделали.
Из Охтубейки шамана Удыгеня вытащили. Он было совсем утонул, а мы его вытащили.
Но это было еще не самое большое зло.
К нам родич приехал из дальнего стойбища. Мы раньше никогда этого родича не видели, но он сказал, что родич. Мы ему и поверили.
Звали его ужасно – Жигулевск. Говорят, его так папа назвал в честь знаменитой огненной воды.
Жигулевск и сам много пил. Он сразу как приехал к нам пить начал. Сначала всю воду выпил, потом молоко выпил, потом к реке Охтубейке подошел. Но из нее пить не стал.
Там следы Удыгеня оставались, а он ведь сильно испугался, когда тонул.
Тогда Жигулевск водку стал пить. Он ее у Удыгеня на бусы выменял.
А когда Жигулевск напился, он стал над нами смеяться. Говорил, что наши юрты не юрты должны называться, а яранги. Говорил, что мы свои дома неправильно называем.
Тут мы его и убили.
Никто еще в тундре так наши юрты не смел называть.
А Жигулевска мы в юрте Удыгеня закопали. У шамана все равно никто не живет. Даже его жена.

Олиге, Чукотка.

01.08.2001.
Запись седьмая: Белый медведь.

Сегодня шаман Удыгень ко всем в гости приходил. А его никто не пускал. Все знали, какой сегодня день.
Сегодня был понедельник. А по понедельникам к Удыгеню белый медведь приходил. Он хотел съесть Удыгеня.
Удыгень не хотел, чтобы медведь его съел, поэтому каждый понедельник пытался спрятаться в чьей-нибудь юрте. Шаман подходил к юрте и стучал, чтобы его впустили.
Шамана никто не пускал. Все выходили на стук шамана и стучали по нему. Никто не хотел, чтобы белый медведь съел их вместо Удыгеня. Поэтому стучали по Удыгеню достаточно часто.
От всего этого шаман у нас был очень невысокого роста. И чем больше по нему стучали, тем меньше он становился. Правда, до следующего понедельника он опять вырастал, если конечно его не били моржи, или жена, или еще кто-нибудь.
Приближался вечер. Вечером и приходил обычно белый медведь. Удыгень все больше стучал по юртам, все больше стучали мы по Удыгеню.
Шаман увидел, что у него ничего не получается, и с горя запил. Удыгень, когда у него было горе, всегда много пил. А горя у него было много. Запил шаман и в этот раз.
И так много он напился, что перестал белого медведя бояться. Страх у шамана пропал. Он стал ходить по селению, петь, плясать и камлать заодно.
Тут и медведь пришел. Посмотрел белый медведь на шамана, покачал головой и ушел в тундру. И не приходил больше никогда.
Плохой у нас в селении был шаман. Его даже медведи есть отказывались.
С тех пор Удыгень очень высоким стал.

Олиге, Чукотка.

27.09.2001.
Запись восьмая: Прощание с Чукоткой.

Пришла пора прощаться. Мне надо уезжать. От этого немного грустно.
Даже шаман Удыгень, по пьяни впрягший в нары вместо собак моржей, уже не веселит. Я с тоской всматриваюсь в его силуэт, теряющийся в полынье.
Жизнь проходит передо мной.
Я вспоминаю, как мы ходили бить моржей, а они нас; я думаю о Белом Человеке, который вернулся в свой вездеход, застрявший в тундре, дожидаться утра, не зная, что наступила полярная ночь; в моей памяти всплывает легенда о влюбленных, которые договорились о свидании в тундре и не нашли друг друга, ведь тундра велика; припоминается почтальон, тонущий в Охтубейке и мы, стоящие на берегу.
Над головой светит северное сияние, дымят уютные юрты, горит юрта шамана, вдали белый медведь пытается выловить его из проруби.
Чукотка.
Вернусь ли я когда-нибудь к тебе?
Снаряженные олени нетерпеливо бьют копытом землю, а заодно и проходящих мимо соплеменников. Мне надо уезжать.
Грустно.
И весело.
Если уезжаешь, значит, когда-нибудь вернешься, обязательно вернешься.
Тундра, застану ли я тебя такой, какой знал всегда? Большой, просторной, загаженной оленями и Удыгенем.
Чукотка, Олиге к тебе обязательно вернется!
Иначе я не могу.

Олиге, Чукотка.

[DellFor]

Пример министр Турции просыпается с дикими воплями, в холодном поту. Его жена:
- Милый, что с тобой?
- Кошмар приснился. Мне приснилось, что КАМАЗы из Краснодарского края уже подходят к нашим берегам.


После завершения работ у острова Тузла Россия начинает строительство дамбы в Берингове проливе между Чукоткой и Аляской. С целью восстановления исторически сложившихся путей сезонных миграций северного оленя.

[hawkmoon]

Случай этот был еще в стране в которой наверное почти все мы родились, в одном очень секретном НИИ, таком секретном, что там даже должностей не писали на дверях чиновников, а только фамилии и инициалы. Был значит там такой случай:

Приходит туда человек идет по коридору и смотрит на двери на первой написано:"А.Я.Штейн", идет дальше на следующей надпись: "И.Я.Штейн", он посмеялся и идет к третьей двери а на ней надпись:"А.Я.Финкельштейн".

[Ups_Domas]

собрались в лесу лисица, волк, баба яга, парачка вампиров, дявол и другой чепухи и начали обсуждать кто луче умеет кровь сосать.

так обсуждали недолго около 2 часов а потом разбежались - камары задолбали

[Shnurov]

Случай этот был еще в стране в которой наверное почти все мы родились, в одном очень секретном НИИ, таком секретном, что там даже должностей не писали на дверях чиновников, а только фамилии и инициалы. Был значит там такой случай:

Приходит туда человек идет по коридору и смотрит на двери на первой написано:"А.Я.Штейн", идет дальше на следующей надпись: "И.Я.Штейн", он посмеялся и идет к третьей двери а на ней надпись:"А.Я.Финкельштейн".

Супер!!!!!

[Horn]

http://www.kuban.ru/forum_new/forum3/files/5872.html

[Chameleon]

Наш ответ Чеберлену
http://www.artexpert.ee/komnata/

[Dmitriy]

Напугал до Смерти

[Ups_Domas]

http://www.kuban.ru/forum_new/forum3/files/5872.html

по етому поводу вспомнил старые времена (тогда ещё и-нета даже слова небыло) так вот ходили слухи что вирусы передаются как болезни людям ну и кто в ето неверил то им расказывали что заражённая дискета должна быть изолированная от других поскольку вирусы переносятся по воздушному пути
ну а в нынешние времена помнится мне как мой отец подшутил на Байкале а было так - по кокойто причине понадобилось позвонить из "города" в раённый центр а телефона нема и местные незнают что ето такое - так мой отец и подшутил разказав что берёш трубку (показывая на мобилку) присоединяеш шнур и в озеро а с другово конца озера с токим же приспособом будет говорить с тобой

[sibir]

Всем привет!!!
Посмейтесь над тестами:
http://siteside.narod.ru/test.htm

[Chameleon]

Вот штука какая. У меня Word XP. Попробуйте в нем набрать слово "можно", а потом посмотрите синонимы! Весьма неоднозначно
Синонимы можно помотреть, выделив слово и нажав правую кнопочку. Затем навести на последний пункт меню - "синонимы".

[Ups_Domas]

Вот штука какая. У меня Word XP. Попробуйте в нем набрать слово "можно", а потом посмотрите синонимы! Весьма неоднозначно
Синонимы можно помотреть, выделив слово и нажав правую кнопочку. Затем навести на последний пункт меню - "синонимы".

жаль нет руского словаря (dll) а может есть возможность выписать ?

[Chameleon]

9 действенных методов борьбы с мухами

1. СЖИГАHИЕ ЗАЖИВО. Hасекомое обливается спиpтом (лучше одеколоном - для дезодоpации!) и поджигается. Пpоцесс можно снять на видео.

2. ГАЗОВАЯ КАМЕРА. Муха, удеpживаемая за кpылышки, засовывается головой в гоpлышко склянки с нашатыpем. Hесколько минут ингаляции пpиводят к паpаличу.

3. БАРОH МЮHГХАУЗЕH. Кpупная муха заpяжается в пневматическую винтовку и выстpеливается в
наклееную на стену фотогpафию Паpиса Гомосеева, ну или там мужа Аллы Попугаевой. В месте попадания
обpазуется буpое пятно величиной в судоpогу. Кстати, убойная сила мухи достаточна для того, чтобы
пpобить насквозь газету "Аpгументы и факты", сложенную вдвое.

4. ИГРОВАЯ ПРИСТАВКА ПО-ДЕРЕВЕHСКИ. Муха заточается в стеклянную банку с кpышкой, апосля чего
банка выносится на солнце. Тpебуется с помощью лупы как можно быстpее изгнать жизнь из шустpого
мушиного тела. Уpовень сложности зависит от pазмеpа банки, погодных условий, а также от быстpоты
пpоцессоpа (т.е. физической подготовки насекомого). Можно игpать вдвоем: в банке - две мухи с
пpивязанными к лапкам цветными ниточками (чтобы pазличать одну от дpугой); цель игpы - пеpвым
замочить чужую муху.

5. КАЗHЬ БЕЗ HАЗВАHИЯ. Раскаленной на зажигалке иглой выжигается бpюшко (брр!), после чего муха
отпускается с миpом.

6. ГОЛОДHАЯ СМЕРТЬ. Пойманной мухе отpезается хоботок с помощью бpитвочки. Hасекомое, естественно,
отпускается на волю.

7. ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ СТУЛ. Зафиксиpованная на деpевяшке муха обливается водой; затем пускается в
действие заpядное устpойство для аккумулятоpов: один электpод - к голове, дpугой - к бpюшку. Сила
тока не должна быть слишком большой.

8. СКАРМЛИВАHИЕ ГОЛОДHОМУ ПАУКУ. Пойманная муха засовывается в паутину к пауку-кpестовику. Пpоцесс
снимается на видео. Голос за кадpом читает поэму пpо "Муху-цокотуху".

9. ПЕРВОМАЙСКАЯ ДЕМОHСТРАЦИЯ. Ловится десяток кpупных мух. С помощью японского супеpклея
пpиклеиваются спинками к стене (двеpи, pасписанию занятий, доске объявлений). Затем изготавливаются
малюсенькие флажки и плакаты из бумаги, и даются мухам в лапы (типа ну и флаг им в руки). Перед
демонстрацией рекомендуется произносить зажигательные речи!

[twister]

2 Смерть:
Гы...куль ...БЧС